В Евангелии есть строки, на которые часто обращают внимание сектанты. Как вы можете говорить, спрашивают они, что Христос – Бог, если он молится в Гефсиманском саду: «да пройдет эта чаша мимо меня»? Какой же он Бог, если Он на Кресте говорит: «Боже мой, Боже, зачем ты меня оставил»? Если бы апостолы ставили задачу всем доказать, что Христос – это Бог, стали бы они писать эти строки? Например, Стефан-первомученик не испытывает никакого ужаса перед смертью, а он несомненно человек, то как же вы считаете, что Христос – это Бог? Бог, который боится смерти? Вот в чем они правы: если бы апостолы просто писали от себя, то они бы писали, наверное, более о чудесах и исцелениях и т. д…Так вот, как не странно, но Бердяев говорит, что если бы не было сказано на кресте тех страшных слов «Боже, мой Боже, зачем ты меня оставил?», он не поверил бы в Божественность Христа и правоту Евангелия. Это подтверждает, что Евангелие никогда не подвергалось цензуре. Начнем с Гефсиманской молитвы. Это молитва «если возможно, да минует эта чаша меня». Дело в том, что страх смерти – это вполне естественный страх. В страхе смерти нет греха. Бог смерти не сотворил. Смерть неестественна для человека. И поэтому любое живое существо должно бояться смерти, бежать от нее. В нас этот инстинкт притуплен. Смерть есть возмездие за грех. Человек, живущий в грехе, сроднился со смертью, он живет в ней или она в нем. Смерть – это его стихия. Но во Христе не было греха, поэтому для Него-то смерть – это то, что радикально, абсолютно противоречит его природе. А в каждом из нас эта грань подтерта. И поэтому протест против смерти поднимается в Нем до невиданных размеров. Он-то уж точно смерти не заслужил. И Христос преодолевает в себе этот страх смерти, преодолевает не силой своего Божества, а силой своей человеческой природы. Не по благодати, а по человеческой природе. Это – то усилие, которое человек должен был сделать сам не ведомый на канате благодати, не ведомый Богом, а сам должен был шагнуть навстречу Богу даже через смерть. Адам хотел получить жизнь и знания помимо Бога. Во Христе человек ради Бога идет в смерть. Естественное отвращение к смерти не порождает во Христе колебаний. Представим, что вам надо идти в аптеку по дождю и слякоти. Каждый шаг надо делать с усилием против ветра и с напряжением. Но это не значит, что мы каждый шаг делаем с колебанием. Мы идем. Это нам не нравится, и мы отворачиваемся, но мы идем и не считаем, что нужно переждать в подъезде. Так и Христос преодолевает в себе это отвращение к смерти без колебанья. В Православии различаются понятия «свобода воли» и «свобода выбора». Свобода воли – это то, что есть в каждом человеке, а вот свобода выбора – это следствие греха. Она возникает тогда, когда две вещи кажутся равно хорошими, и поэтому человек сравнивает их и думает так или иначе поступить. Так вот, свобода выбора – это ситуация, когда сознание человека искажено. Когда даже зло кажется человеку хорошим. Во Христе не было свободы выбора. В свободе выбора мир двоится, у Христа же человеческое сознание недвоящееся. Он дважды Бог. Во-первых, он Бог по природе. Его божественная ипостась прежде всякого времени, прежде всякой вечности предвечно рождена Отцом и обладает всей полнотой Божественной природы. Но он и Бог по благодати. Есть благодатная преображенность человеческой жизни. Христос – Бог по природе, но и его человеческая природа пронизывается божественной благодатью. Это то, что мы теперь можем видеть в опыте святых. Что происходит на Голгоф? – На Голгофе благодать уходит из его тела и из его души. Не происходит личностного ипостасного расторжения Бога и Человека во Христе. Не происходит развоплощения Бога. Но божественный свет уходит из души Иисуса, потому что иначе смерть не может туда войти. Если Бог оттуда не уйдет, то смерть не сможет туда войти. Отсюда крик его человеческой природы: «Боже мой, Боже вскую мя оставил еси?!» Но хотя божественная благодать уходит из его души, не происходит отделения ни тела, ни души от личности Вечного Логоса. И поэтому клин смерти застревает там и ломается. Ведь смерть, по слову Иринея Лионского, – это раскол, распад души и тела, когда тело отпадает от личности; но поскольку во Христе было не просто тело, а тело, взятое в божественную ипостась, клин смерти, вторгаясь во Христа, не может разрушить это единство. «Смерть, где твое жало, ад, где твоя победа?!» – восклицает апостол. Смерть была сломлена в нерасторжимости, нетленности богочеловечества Христа. И так во Христе не только Бог пошел навстречу людям. Во Христе же человеческая воля предельно раскрыла себя перед Богом, войдя в абсолютно чуждую пустоту смерти, но войдя туда абсолютно свободно и отдав себя свободно смерти. Итак, человеческая природа во Христе стала исцеленной. Нетленность Божественной ипостаси вырвала даже тело Христа из смерти – он воскресает. Смерть не находит там себе пищи. Но главный вопрос: какое это имеет отношение к нам? Как дары подвига Христа могут быть усвоены нами? Православный ответ выглядит так: «Христос через нетленность своей божественной ипостаси исправляет и насыщает жизнью человеческую природу, а затем эту обновленную, человеческую природу, преображенную, богонасыщенную дает нам. Для чего? Для того что бы эта сродненная с Богом человеческая природа переданная нам через причастие могла нашу жизнь изменить. В каждом из нас наша душа мутировала, изменилась, исказилась грехом. К нам присаживается некоторый добрый черенок для того, чтобы воздействовать на нашу природу , чтобы ее исцелить, освободить нашу личность от пленённости грехом. В Причастии мы приобщаемся к обоготворенной человеческой природе Христа для того, чтобы эта тайна Причастия действовала в нас, чтобы вернуть нам изначальную свободу от греха и соединить нас с Богом. Бог дает нам возможность войти в самого себя через Голгофскую жертву. Протоиерей Игорь Рябко
