Но тем не менее различные наговоры против нее опасны для нас, все они большей частью приятны нашим страстям, лестны для нашего самолюбия, а в таком случае как легко ими соблазниться! В первый раз мы послушаем их с холодностью, может быть, даже с отвращением, во второй раз – с равнодушием, в третий – они нам покажутся не противными, в четвертый – мы станем защищать их. И потому всего безопаснее удаляться от подобных разговоров, не читать подобных книг, не смотреть на подобных людей или смотреть на них как на чуждых, как на язычников и мытарей, отверженных от наследия Царства Божия.
Остерегаясь других, будем и сами осторожны, ибо и мы можем быть соблазном для других. Сказать что-нибудь противное учению Церкви или неприличное ее заповедям мы часто не считаем для себя грехом, а как это гибельно для других! Вы, старшие по летам и высокие по сану, вы, может быть, не воображаете, что и низшие и младшие не считают за грех делать то, о чем не считаете вы за грех говорить. Но еще гибельнее для других, когда мы неосторожно себя ведем. Нельзя прожить без того, чтобы не нарушить каких-либо заповедей, – но почему бы, нарушая, не делать так, чтобы этого другие не видали и не слыхали? Таить свои пороки никогда, слушатели, не грешно, грешно только на исповеди перед духовником. Грешить же явно или говорить открыто о своих грехах – это верх нечестия; это значит – к своим грехам прибавлять новые, может быть, бесчисленные грехи. Лицемер, под личиной добродетели скрывающий свои пороки для того, чтобы его другие считали добродетельным, достоин презрения, но явный нарушитель заповедей или без стыда рассказывающий о своих пороках достоин проклятия. Не менее того мы грешим, когда рассказываем о грехах ближнего. Открывать грехи ближнего почти то же, что и самому делать их. В чем ближний наш согрешил, то было как бы началом греха; мы своим языком доканчиваем его. Мало того, если мы не делаем тех грехов, какие делают другие, – и говорить не надобно о том, что другие делают.
Что происходит тогда, когда мы явно грешим или открыто говорим о своих грехах или о чужих? Мы не себя только губим, но и других, – тех, которые на нас смотрят, которые нас слушают и которые некогда будут слушать.
Вспомним, каковы мы были в детстве, даже в юности, и посмотрим на себя, каковы мы теперь! Как мало мы тогда знали те грехи, в которые теперь так часто впадаем, с каким ужасом представляли тогда те пороки, которым теперь так часто предаемся! Мы и вообразить тогда не могли, что можно нарушать заповеди, которые теперь с таким хладнокровием нарушаем. Но отчего такое изменение? Оттого, что прежде мы еще не видали и не слыхали, как живут другие, а после всему от других научились, всего от других насмотрелись, всего от других наслушались и, увы, теперь и сами других учим тому же.
Да, слушатели, может быть, тысячи не согрешили бы, если бы мы не грешили явно, если бы скрывали свои грехи, если бы мы молчали о грехах нашего ближнего. Открыто грешить и открывать грехи – то же, что распространять заразную болезнь между людьми.
Итак, будем осторожны в словах и поступках при других, будем и сами остерегаться других, а всего более будем послушны матери нашей Церкви, будем особенно ей послушны в настоящие дни. Ныне возсия нам постная весна, воспевает Церковь. Земля, не засеянная весной, на весь год остается бесплодной. И от нас во весь год едва ли можно ждать добрых дел, если в настоящие дни, при молитве, посте и слезах мы не посеем в себе семян добра. Аминь.
