С периода 1923 по 1928 год у новой большевистской власти появился хитроумный план произвести раскол уже внутри самой Церкви и создать более покорную себе церковную организацию. В результате недолгих дискуссий Российская коммунистическая партия большевиков (РКП(б)) и Совет народных комиссаров (СНК) пришли к выводу, что в сжатые сроки нужно провести церковную реформу, чтобы «приучить» к лояльности непокорных попов, которым была чужда и революция, и сама их новая власть.
Подготовительная работа для решительного наступления на Церковь началась еще во второй половине 1921 года, когда при ГПУ (Главном политическом управлении) был образован особый «церковный» отдел во главе с Е.А.Тучковым. Всеми доступными способами он стал вербовать будущую когорту обновленцев из числа мирян, духовенства и даже епископата. Уже 23 марта 1922 года в газете «Правда» появилось резкое по тону письмо двенадцати священников, включая Введенского (будущего «Первоиерарха» обновленцев), в котором основная масса духовенства обвинялась в контрреволюционности и нелояльности к новой власти.
Вскоре на собрании духовенства Введенский заявил о разрыве с «реакционным духовенством» и о создании новой «живой» церкви. Параллельно средства массовой информации развернули клеветническую кампанию против Патриарха Тихона, подготавливая общественное мнение к расправе над «нелояльной» Церковью, и замены Ее другой. Более правильной и лояльной.
Именно такой ситуацией и воспользовались обновленцы, которые обманным путем захватили церковное управление и стали проводить свою разрушительную деятельность при прямой поддержке большевистского правительства. Уже в мае 1923 года новое церковное руководство организовало в Москве проведение Поместного Собора, лишившего Патриарха и сана, и полномочий. Так был открыт доступ к церковному руководству новой генерации священников, которые должны были внести смуту в умы верующих, усилить разногласия и вызвать нестроения в церковной ограде. Все это делалось с благородной целью политической целесообразности и видимой канонической легитимности.
Обрушились жесточайшие и беспрецедентные гонения на Патриарха и его верных сторонников так, что это вызвало резонанс даже за рубежом.
14 июня 1923 года, после сделанного святителем Тихоном заявления в Верховный Суд РСФСР, он был освобожден из-под стражи и на следующий день обратился к народу с воззванием, которого требовали от него власти. Сам Патриарх объяснил свое заявление английскому епископу Бюри необходимостью для Русской Церкви иметь его в данный момент живым, а не в числе мучеников. Выпуску этого воззвания предшествовали переговоры, сведениями о которых святитель делился с ближайшим своим окружением, и прежде всего – с владыкой Иларионом (Троицким), с этого момента ставшим его самым близким сподвижником, который делил с первосвятителем все скорби, все душевные муки и который станет соучастником его крестного служения.
Если признать на минуту, что обновленческое движение носило в себе хотя бы зачатки каких-то здравых идей, то и в этом случае история застает обновленцев в тот момент, когда они вторгаются в жизнь Церкви, насилуя православное сознание в духе личных амбиций и интересов. Совершенно очевидно, что «идеи» уступают место захватническим тенденциям и утрачиваются вслед за тем, как их носители становятся хозяевами жизни и «князьями» этой ущербной «церкви». Дальнейшее же шараханье идеологов обновленчества то в одну сторону, то в другую в бесплодных поисках связи с подлинным церковным телом лишь подчеркивает маргинальность данной структуры и отсутствие идейных оснований для такого рода связи. И именно такая идейная безнадежность, последовательно ищущая союза с миром (к тому же миром откровенного зла и насилия), произвела на свет разного рода обновленческих авантюристов, отбросов церковного сообщества, устремившихся к высоким иерархическим постам с помощью властей, наподобие Василия Смелова и Серафима Ляде.
Обновленцы передрались как пауки в банке за теплые места. Все это происходило на глазах народа церковного, и вот как описывает ситуацию обновленческий архиепископ Анатолий Синицын уже в 1943 году: «У нас в обновленчестве не чувствуется никакого руководства, утрачиваются последние приходы. В московской области у староцерковников уже 109 приходов, а у нас не больше 9. Убийственное соотношение сил. Архиепископы и епископы у нас вместо назначения на кафедры получают настоятельские места или остаются не у дел. Обновленчество теряет свое лицо».
В нашей Церкви (УПЦ) тоже хватает ренегатов, которыми движут честолюбивые амбиции и которые давно полулегально, когда это позволяла ситуация, или нелегально – когда не позволяла, – продвигали идею автокефалии: на конференциях, встречах снова и снова бужировали этот вопрос. Когда в завуалированной форме, когда открыто. Усердием своим не обходили и раскольников «Киевского патриархата», именуя их иереями, архимандритами, владыками без кавычек, раздавая им соответствующие бейджики… Такая свистопляска и духовная махновщина продолжалась несколько грустных лет. Но вот сменился вектор православной жизни на Украине – и вчерашние «автофекалисты» в нашем стане поджали хвосты, очевидно, ожидая очередного нестроения в церковной жизни, чтобы в очередной раз Ее предать.
Для разгадки феномена Александра Введенского (лидер обновленческого раскола — ред.) весьма полезны рассекреченные не так давно данные, опубликованные в работе писателя Александра Нежного «Плач по Вениамину». Анализируя эти документы, писатель заключил, что Введенскому был присущ комплекс Иуды. Нежный пишет: «У Введенского комплекс Иуды представлен едва ли не в полном объеме – с дополнением чрезвычайно высокого мнения о себе… Я вполне допускаю, что в своем желании спасти Вениамина он был столь же искренен, как и на предварительном следствии, где с головой выдавал советской власти и митрополита, и своих собратьев-священников. В комплекс Иуды все это, во всяком случае, вполне вмещается».
Вот этот ключ к трагедии Введенского: он хотел, и, возможно, весьма искренне, совместить несовместимое – Православие и новую власть, пришедшую в страну незаконным путем. Знаменитой трехчленной революционной формуле «свобода, равенство, братство», которая по частям заимствована из Евангелия, недостает четвертого члена – любви. Только эта последняя добродетель могла бы увенчать, как куполом, эту триаду, которой без нее недостает внутреннего единства, и оплодотворить самые эти начала, придав им действенную жизненную силу. Но слово «любовь» не вмещается в сердце революционера, питающееся ненавистью к врагам (буржуям, евреям, москалям и проч.). И для вождей французской революции она была нестерпима, и для Ленина, который хотел совершенно исключить слово «любовь» из большевистского лексикона, и для революционеров всех мастей, неважно, в какой цвет они красят свои революции и бунты. Отсюда родятся все внутренние противоречия революций. Потому что начинаются они с благородных лозунгов, а заканчиваются обнищанием масс и новой волной насилия.
Подведем итог. Обновленческая церковь – это явление, инспирированное в марте 1923 года руководством Советского государства, организованное персонально Львом Троцким (Лейбой Бронштейном) как главное звено в цепи ленинско-сталинских мер по уничтожению Русской Православной Церкви с использованием якобы реформаторского движения внутри самой Церкви.
К сожалению, уроки истории не усвоены украинской властью. Политическая авантюра, связанная с искусственным моделированием новой «церкви», не только не принесла большевикам успеха, но потерпела полный крах. «Если Господь не созиждет дома, напрасно трудятся строящие его», – говорит нам Слово Божие.
