Был когда то у нас в селе Ильинский храм. Традиционно мы всем приходом собираемся после службы на общую трапезу — и взрослые, и дети. Всё обустраивается общими усилиями при общей молитве, а общение за столом продолжает, после Божественной литургии — основы всего, духовную, теплую семейную атмосферу. Здесь можно продолжить проповедь, обсудить то, чего она не вместила, поделиться своей радостью и взять на себя хоть маленькую часть ноши горя ближнего. Ведь собирается живая община со всеми присущими радостями и горестями всему живому.
За шесть месяцев от нас в вечность ушли три близких нам человека, всеми любимые родные наши прихожане, ушли не старыми: кто-то болел и это было ожидаемо, кто-то внезапно. Самое же главное, что ушли в Боге и к Богу. Да не застанет меня наглая смерть не готового. Их она не застала. И в этом большая милость Божья и утешение. Насколько всё же важно осознавать, что человек, с которым произошел несчастный случай, вышел из дома с молитвой, значит, и вошел в Дом Отчий тоже с молитвой.
Пути Господи неисповедимы, и мысли Его — не наши мысли.
Шесть лет назад в семье наших прихожан случилась беда: глава семейства в ночь на Новый год попал в больницу с прободной язвой. Потеряв огромное количество крови, пребывал в состоянии геморрагического шока, кровь группа 4 резус отрицательный, крови в больнице нет, плюс ко всему такая она редкость; на трассе — гололед. В ту новогоднюю ночь мы служили Литургию, молились и боялись обстоятельств, сложившихся против жизни нашего ближнего. Тогда, кстати, остро ощутилось на службе, что пока весь мир празднует, с попавшими в беду остается только Бог и близкие (только ли тогда?).
Кровь, несмотря на закрытые трассы, собирали по всей области и соседним. Врач, делавший операцию, заметил, что у больного неполадки с сердечным ритмом. Как оказалось, во время операции у него случился инфаркт. Вопреки всем этим обстоятельствам человек выжил, врачи и 10% не давали, однако всё зависящее от них делали. Кстати, хирург сейчас — постоянный прихожанин одного из храмов нашей Церкви.
Человек выжил, так как Бог когда хочет — побеждается и естественный порядок. Естественный порядок говорил: это смерть. Бог сказал: нет. За эти шесть лет человек по-настоящему постепенно воцерковился, до этого в храм ходила супруга, а он — на праздники. Служб они не пропускали теперь уже вместе. Вместе не пропускали и домашних молитв. Он очень уставал на работе, как и его жена, она говорила ему с любовью: ты устал, присядь, можно, когда устал, молиться и сидя, — а он говорил, что и для Бога нужно потрудиться, я потружусь, милая.
Вот так, спустя шесть лет, трудящимся и призвал его Господь к Себе. Произошел несчастный случай на работе. И снова от мира прозвучало: «Это — смерть». Прозвучало, чтобы сбить с ног ближних. Окружающие говорили: «как же так, ведь вы ходили в Церковь, почему Бог не отвел?». Откуда окружающим было знать, что в эти шесть лет шла война с поражениями и победами, сколько в огне этих битв обнаружилось и сгорело всего ненужного, вредного и наносного. Как ковался новый человек, не для этого мира, конец которого смерть. Мысли Его — не наши мысли, и мудрость века сего — безумство перед Богом. От этой мудрости века и вопросы, толкающие в уныние. От неё смятение и непонимание. Нам заповедано: «Не бойся, только веруй» (Мк.5:36).
Сын Божий говорит: «Я есмь воскресение и жизнь; верующий в Меня, если и умрет, оживет. И всякий, живущий и верующий в Меня, не умрет вовек» (Ин.11:25-26).
Многое в нашей жизни происходит для того именно, чтобы мы не узрели смерти во век. Но видим ли мы это? Мыслящим неглубоко людям зачастую кажется, что Бог нужен, чтобы исцелить неизлечимую болезнь, чтобы пятью хлебами насытить 5000 человек, и если получается не так, тогда вера — безумие. Потому что, по такому рассуждению, весь смысл жизни так или иначе состоит в потреблении, и у всего есть своя потребительская цена и смысл, и если нет потребительский возможности и способности — то и смысла в происходящем нет.
Я вспоминаю Андрея: с 18 до 35 лет он пролежал без возможности полноценно двигаться и в конце жизни даже самостоятельно глотать жидкую пищу. Так, лёжа, он пришел к вере или, точнее, к нему лежащему пришел Бог. Почему я так говорю, — потому что я узнал его уже таким, имеющим веру, а до меня с ним никто об этом не общался. Он с радостью причащался Святых Христовых Таин. Его мама не могла его понять в том смысле, что в нем не было никакого ропота на свою судьбу, на Бога. Она говорила: «неужели тебе не обидно: твои сверстники пьют эту жизнь, а ты лежишь. Как Бог мог допустить такое?». Всегда как мог он показывал, что так говорить нельзя. Ему Бог открылся, и он понимал то, что для нее было сокрыто под внешними неприглядными фактами как болезнь или несправедливость.
Жизнь иногда может выглядеть как неприглядный клочок земли под бурьянами, в сравнении с возделанным шикарным черноземом соседей; и только хозяин этого клочка знает, что на его территории зарыт огромный клад. Знай бы кто — продал бы все свои земли, чтобы купить этот клочок. Господь взял его к Себе, когда он полностью вызрел, лицо его на смертном одре проповедовало радость Воскресения, это заметили и дети воскресной школы, знавшие его. К вере впоследствии пришла и мать Андрея.
Жизнь несётся, как скорый поезд, и за его окнами порой не рассмотришь вещи и попроще. Беда, если нет духовных остановок, — по ним можно хотя бы определить, в каком направлении движется состав. А то ведь может оказаться, что станция прибытия не соответствует ожиданиям. Наши службы в нашей Церкви и наше общение — есть эти духовные остановочки.
