1 июля 1569 года была подписана Люблинская уния, согласно которой Польша и Литва объединились в единое государство – Речь Посполитую. Это привело к тому, что украинские земли, попавшие в прямую зависимость от Польши, достаточно быстро ощутили все особенности безраздельного господства магнатов и шляхты. Украинское население подвергалось ополячиванию и насильственной латинизации. А уже в 1596 г., согласно Брестской унии, православная церковь в Речи Посполитой была объединена с католической и оказалась вне закона. Уния, т.е. соединение православной веры и католической церкви под властью Рима, оказалась хитрой ловушкой, придуманной иезуитами. Однако в большинстве своем украинцы не захотели изменить чистоте своей веры. Тогда начались массовые гонения на православную церковь. Буйные толпы католиков врывались в церкви, монастыри, нападали на крестные ходы, избивали православных священников и монахов, изымали богослужебные книги и церковную утварь. Церкви передавались униатам, священники, отказавшиеся принять унию, изгонялись из своих приходов. Поставленная вне закона, гонимая, лишенная помощи православная церковь слабела на глазах… Иезуиты думали, что такими мерами они заставят православных окатоличиться или хотя бы перейти в унию. Однако они не учли одного, что есть сила – казаки – безстрашные рыцари Православия, которые не пожалеют жизни своей для спасения Матери-Церкви.
Первые упоминания о вмешательстве украинского казачества в межконфессиональную борьбу в Украине относятся к временам восстания Северина Наливайко, когда его казаки разгромили имения сторонников унии – Луцкого старосты Александра Семашко и Яроша Терлецкого.
Еще более очевидно казачество встало на защиту Православной Церкви, когда в 1609 г. запорожцы во главе с гетманом Григорием Тискиневичем откликнулись на призыв православного монашества и не позволили наместнику униатского митрополита Антонию Грековичу взять под свой контроль митрополичий Софиевский монастырь. В 1613 г. казаки помогли православному архимандриту Елисею Плетенецкому Киево-Печерского монастыря вернуть земли, захваченные Ипатием Поцием. А попытка выше упомянутого наместника Грековича отобрать у православных Михайловский монастырь зимой 1618 г. после вмешательства казаков стоила ему жизни.
Важным этапом в деле приобщения украинского казачества к борьбе за права Православной Церкви стало коллективное вступление запорожцев вместе со своим гетманом Петром Сагайдачным в 1616 г. в только что основанное Киевское Богоявленское братство. Учитывая тот факт, что православное братство было основано во время формальной ликвидации Православной Церкви без разрешения короля, предоставленная ему поддержка со стороны казачества имела неоценимое значение.
Однако мало известно о религиозно-нравственном состоянии Запорожского казачества того времени. Из-за того, что в некоторых источниках высказываются крайне отрицательные взгляды на религиозную жизнь казаков, считаем необходимым привести мнение митрополита Иова Борецкого, чья компетентность в этом вопросе не вызывает сомнения.
“Казаки, – писал о них митрополит Иов, – наш род, наши братья и христиане правоверные. О них думают, что они простецы, не имеющие ни знаний, ни разума, что они от духовных получили внушение… У них от природы острый ум и Богом дарованная рассудительность. Ревность же по вере, усердие и любовь к Церкви издавна живут у них и процветают… До сего дня они рождаются, крестятся и живут в той христианской вере, которую их предки вместе с Владимиром святым приняли от Константинопольской церкви. Живут они не как язычники, а как христиане: имеют священников, изучают Св. Писание, знают Бога и правила своей Церкви… Когда пускаются в море, они прежде всего творят молитву, свидетельствуя, что за веру христианскую идут на неверных. Другою своею целью ставят освобождение взятых в неволю. Дают при этом благочестивые обеты: часть добычи своей уделить на церкви, монастыри, госпитали и на духовенство. Ради спасения души своей выкупают невольников. Церкви новые и монастыри строят и обогащают. Если в пустынных местах они памятуют о вере и благочестии, то тем более должны о них радеть и заботиться, по возвращении домой, в волости, имея отцов, братьев и родных среди духовенства… Раньше того, как мы стали иерархами и как мы поселились в Киеве и на Украине, они о своей вере заявляли, писали, посылали и присягали. Ведомо и слышно далеко, что они не только не нуждаются в побуждениях к тому со стороны духовных лиц, но и сами наблюдают, как за ними, так и за мещанами, напоминают им, даже с угрозами, чтобы в вере никакой не было перемены, и чтобы с отступниками – униатами не было общения. Достаточно вспомнить о том, что недавно было и что едва не произошло в Печерском монастыре из-за того, что Киевский бискуп /епископ/ вошел в алтарь. Какой ропот был и какое раздражение! Едва их успокоили. Жалобу на монахов Печерского монастыря подали в самое Запорожье, в генеральное коло… Ничего нет удивительного в том, что они имеют сведения о преследовании православных униатами: из разных уездов, из городов и деревень, приходят люди для вступления в казачество – одни по своей охоте, другие вследствие обид и разорения, как духовные, так и светские. Ничто другое не производит столько смуты на Украине, сколько уния и преследование из-за нея Руси, а также беззаконие и притеснения бедных людей. Поистине, униаты сами разжигают гнев казаков, когда гонят к ним нашу обиженную братию и наполняют ею Украину…” [1]
“Протестация” митрополита Иова Борецкого и других православных иерархов, представляет некоторые данные, позволяющие сделать предположение о существовании предварительных (до прибытия в Киев) сношениях казаков с Иерусалимским патриархом Феофаном. «В одно время (сказано в «Протестации»), в одном году в Москве и Патриарх, и казаки были, а затем в Киеве и в Терехтемирове год без нескольких недель прожил Патриарх, но никаких интриг и шпионства (против Польши, конечно) не открылось»… В царстве Московском, в городе Туле жил патриарх более года в продолжение войны до самаго заключения Деулинскаго перемирия, где удобнее было бы интриговать против поляков в пользу турецкого султана, или приводить Москву в подданство ему»… «Хан татарский задержал патриарха на целый год в Бахчисарае (речь идет о путешествии патриарха Феофана в Москву) и отпустил Его Святейшество в Москву не прежде, чем он удостоверился, что не станет приводить Москву к миру с поляками. А препятствовал ли он этому миру? Напротив, вел к соглашению». [2] Из приведенных слов «Протестов» видно, что Иерусалимский патриарх Феофан не был мимолетным гостем в Москве. Он прибыл туда для участия в поставлении на патриарший престол «великия Московии и всея России» митрополита Филарета (Романова), пробыв там по меньшей мере два года. Патриарх Феофан простился с царем Михаилом Феодоровичем 4 февраля 1620 г. [3]
Известно, что он во многом содействовал заключению мира между Москвой и Польшей. Это последнее обстоятельство, как и пребывание его в Крыму в течение года, дало ему возможность ознакомиться с политикой Литовско-Польского государства и с делами и настроением запорожского казачества, сыгравшего в 1618 году в Московско-Польском военном столкновении определенную роль. Во всяком случае, патриарх Феофан ехал в пределы Киевской митрополии, подвластной польскому королю, с запасом определенных сведений и наблюдений. Само прибытие его в украинские земли не было для представителей Запорожского казачества неожиданным, это подтверждается тем, что на границе он был уже встречен с почетом Запорожскими казаками во главе с гетманом Петром Сагайдачным, которые и препроводили его в Киев. [4]
Густынская летопись так сообщает об этом: «…прибыл на нашу землю святейший Иерусалимский патриарх Феофан, будто с небесной росой посланный был из Московской земли; тот Святейший патриарх, идучи с Путивля, опочивал в сий святий обители, монастыре Густынском, и благословение свое пастырское от Гроба Господня дал в это время этому святому месту. И отсюда пошел святейший патриарх в святой город Киев; проводило его много воинов-казаков, гетьман Сагайдачный Петро, муж сильно воинственный и страшный всем врагам». [5]
Почти год пробыл патриарх в Украине, посещая церкви и монастыри, поддерживая «своим благословением дух православных, подтверждая грамотами права монастырей, церквей, братств, школ».
По прибытии в Киев патриарх Феофан обратился с особыми письмами к канцлеру и гетману Жолкевскому и к Киевскому воеводе Фоме Замойскому, испрашивая «свободнаго и безопаснаго проезда через государство Его Королевской Милости». Сообщение о приезде Иерусалимского патриарха Жолкевский довел до сведения короля. Король, для пристойного препровождения патриарха (через Каменец в Хотин), назначил особого пристава Феликса Почановского. Также было предписано всюду по пути следования патриарха оказывать должное почтение, говоря, что этого требует и государственный интерес, особенно в такое время, когда турки угрожают Польше войной. [6]
Можно сказать, что со стороны польского правительства патриарху Феофану был оказан достойный прием. Но на деле к нему относились с большим подозрением, по мотивам не церковным, а политическим. Канцлер Жолкевский выразил одобрение по поводу того, что Киевский воевода Замойский предписал своим служащим следить за патриархом. „Не для чего другого, — пишет Жолкевский, — а для интриг послан был патриарх из Константинополя в Москву, чтобы возмущать Москву против Короны“. [7] В доказательство справедливости своего подозрения Жолкевский указывает на необычный маршрут путешествия патриарха Феофана в Москву через Орду. Очевидно, что у него самого не было других, более сильных, оснований к подозрению. В изданном униатами в 1621 году сочинении Sowita wina политическое преступление патр. Феофана против Польши формулируется в таком виде: „послан турецким императором нарочно для того, чтобы разорвать мирный договор Польши с Москвой и произвести в ней замешательство“ без фактических на то доказательств. [8]
В Киеве патриарх Феофан, находился в странноприимном доме Богоявленского братства (на Подоле) под попечительной защитой магистратских властей и под особой военной казацкой охраной. Хотя от польского правительства патриарх не имел особого разрешения на те или иные церковно-иерархические действия, он однако же считал себя вправе к ним приступить, официально сообщив королю о своем прибытии в Киев и имея на них полномочия от Константинопольского патриарха. Патриарх не только лично посещал церкви и монастыри в Киеве и окрестностях, но и особыми благословенными грамотами утверждал существование православных братств, давая им права патриарших ставропигий (начиная с приютившего его Киевского Богоявленского братства). [9]
Из “Протестации” известно, что патр. Феофан имел верительные грамоты от Констанопольского, Александрийского и Антиохийского патриархов. Действия патриарха Феофана не имели сами по себе явно агрессивного характера. При том же они касались мещанских, по преимуществу, учреждений, из которых некоторые (Киевское братство), как не утвержденные королем, для польского правительства как бы не существовали.
Православное дворянство не вступало в открытые и деятельные отношения с патриархом Феофаном, хотя в своих благословенных грамотах братствам (Киевскому, Луцкому) он упоминает и о православной шляхте, входившей в их состав. [10]
Такое поведение православной шляхты можно объяснить политическими мотивами – опасением навлечь на себя подозрения польского правительства своими сношениями с Иерусалимским патриархом во время войны Польши с Турцией. [11]
В виду того, что истинная правительственная точка зрения на приезжего патриарха не могла не быть известной более влиятельным шляхетским кругам, такое объяснение дела представляется вполне удовлетворительным. Установлению близких связей с патриархом Феофаном шляхты Киевского воеводства мог отчасти препятствовать и известный антагонизм между Киевским мещанством и Запорожским казачеством.
Об отношении Запорожского казачества к патриарху Феофану в первые месяцы пребывания его в Киев определенных сведений не имеется, если не считать общеизвестного места Густынской монастырской летописи о том, что казаки, разместив его в братском доме, «обточиша его стражбою, яки пчелы матицу свою». Из благословенной грамоты патр. Феофана Киевскому братству (от 26 мая 1620 г.) известно еще, что патриарх побывал лично в казацком Трахтемировском монастыре. [12]
Запорожское казачество весной 1620 года само пережило внутреннюю смуту. Причиной этой смуты было недовольство запорожских казаков намерением гетмана Сагайдачного привести в исполнение некоторые пункты Раставицкого договора, требующего подчинение землевладельцам, на территории которых находятся (временно или постоянно) казацкие поселения и отказ от морских походов и уничтожение казацких челнов (чаек). Жолкевский в письме к Замойскому (от 23 июля 1620 г.) объясняет, что внутренний бунт в Запорожском войске произвели те казаки, «которых в прошлом году выписали» из состава Запорожского войска. [13]
А князь Януш Радзивил сообщает известие, что «старший (запорожских казаков) ездил на Низ, сжег и уничтожил лодки казацкие». [14] Из обоих приведенных писем видно, что Сагайдачный принял, или решил принять, некоторые меры к фактическому выполнению наиболее неприятных для казачества пунктов Раставицкого договора.
Внутренняя казацкая смута привела к низложению Сагайдачного с гетманскаго достоинства. Этот факт сам король на сейме 1620 года подтвердил. В королевском ответе (23 ноября) на письменное заявление земских послов прямо сказано: «казаки старшаго своего Сагайдачнаго низвергли и избрали себе Бородавку». Время низложения Сагайдачного с гетманства невозможно определить с точностью. Так «Протестация» митр. Иова Борецкаго (от 28 апр. 1621 года), изображая обстоятельства отъезда из пределов Киевской митрополии патр. Феофана, отмечает, что «славным гетманом паном Яковом Нородичем — Бородавкой и всем войском Запорожским» поручено было проводить его до границы «славному и именитому рыцарскому мужу, пану Петру Конашевичу — Сагайдачному, бывшему перед тем гетманом, а в это время полковнику»… Лишив Сагайдачного должности «старшаго», казаки поставили на его место Якова Неродича-Бородавку. В грамоте Луцкому братству (от 20 июня 1620 г.) патр. Феофан раньше упоминает граждан Луцких „их милостей панов шляхты руское и обывателей волынских“, просивших его через Чернчицкого игумена Исаакия Борисковича о даровании братству православной ставропигии. [15]
Ход военно-политических дел Речи Посполитой, начиная с самой весны 1620 года, в свою очередь только способствовал большей свободе действий нового предводителя казачества. Перемена гетмана не сопровождалась сильным внутренним замешательством в казачестве. Сам Конашевич-Сагайдачный, из гетмана ставший полковником, продолжал активно служить казачеству.
Перемена гетмана не произвела ухудшения в положении патриарха Феофана. Он продолжал оставаться в пределах Киевской митрополии. Жолкевский (уже 23 июля) находил «такое продолжительное пребывание патриарха в Киеве подозрительным» и помышлял даже об аресте его. Жолкевский находил всего более удобным арестовать патриарха во Львове, если бы он туда лично прибыл, как ему (патр. Феофану) этого хотелось. Самому патриарху Феофану было известно, что относительно него существуют у польского правительства политические подозрения. Причиной посылки им к королевскому двору двух бывших при нем монахов было, по объяснению «Протестации», не что иное, как желание, чтобы «подозрения какого-либо не родилось» по поводу затянувшегося из-за военных тревог пребывания его в пределах Польского государства. В ответном письме патриарху Сигизмунд III не скрывал того, что до него доходили разные слухи о нем. Король, писал, что этим слухам он не придает значения, но вместе с тем выражал надежду на то, что все действия патриарха ничего другого не будут иметь в виду, кроме мира и спокойствия. Король выражал при этом желание лично повидать Владыку у себя в Варшаве и изъявлял свое согласие на все то, о чем просил его патриарх. [16] Происшедшие изменения в высшем руководстве запорожского войска, могли еще усилить эти подозрения. Церковных подозрений в Польском правительстве они не возбуждали.
В те несколько месяцев, которые Иерусалимский патриарх провел в Киеве, в Европе, за западным рубежом Польского государства происходили события чрезвычайной важности. Но самый неблагоприятный для Польши оборот, неожиданно принятый военным столкновением её с Турцией, оказался чрезвычайно важными последствиями для Православной Церкви в пределах Киевской митрополии. Патриарх Феофан, по словам “Протестации”, находился уже в Белой Церкви, на пути в Грецию, когда «услышал о несчастном обороте войны в Молдавии».
Узнав о сокрушительном поражении, сопровождавший патриарха Феофана пристав Почановский поручил попечение его полковнику Запорожского войска Богдану Пизиме, а сам отправился к королевскому двору. По необходимости патриарху Феофану пришлось отказаться от продолжения своего путешествия. По возвращении же в Киев, среди общего возбуждения, созданного Цецорской катастрофой, он решился на тот шаг, на который при обычном дотоле течении жизни не хватило, по-видимому, духа.
Учитывая тот факт, что на территории Речи Посполитой право назначать епископов на епархии было исключительной прерогативой королевской власти, которая и так весьма подозрительно относилась к пребыванию Иерусалимского патриарха, то сначала он не решался удовлетворить просьбу православных, опасаясь короля и ляхов. Только после того, как Войско Запорожское гарантировало безопасность владыке и свою вооруженную защиту рукоположенным им православным иерархам, патриарх Феофан согласился.
В октябре 1620 г. во время ночного богослужения в Братской церкви на Подоле, при соблюдении всех необходимых норм конспирации, патриарх Феофан рукоположил митрополитом Киевским Иова Борецкого, а кроме того – целый ряд епископов. Так, архиепископскую кафедру в Полоцке занял ученый и публицист Мелетий Смотрицкий, епископскую в Перемышле – писатель-философ, первый духовный наставник учеников Киевской братской школы Исайя Копинский. Через несколько дней на Владимиро-Брестскую кафедру был рукоположен Трахтемировский архимандрит Иезекииль Булыга-Курцевич, на кафедру Луцкую – Исаакий Борискович, а Паисий Ипполитович – на Холмскую. В результате к середине осени 1620 православный епископат был полностью восстановлен. [17]
Эти хиротонии, тихо и незаметно, одна за другой, совершившиеся на крайнем юго-востоке Польского государства, были по своему жизненному значению для огромной массы православных подданных событием первостепенной важности. Они затрагивали и интересы тогдашнего Польского центрального правительства, двадцать пять лет уже искоренявшего Православие в Польском государстве посредством насаждения унии, не в меньшей мере, чем сама Цецорская катастрофа, под оглушительный треск которой она совершилась. На всей территории Киевской митрополии, подвластной Польскому королю, оставался в последние десять лет только один епископ во Львове. После его смерти правительство могло огласить Православную церковь несуществующей, если она не будет иметь епископа. Приходившие с Православного Востока епископы только отчасти восполняли все увеличивавшийся недостаток в православном священстве. Двое из них – Софийский митрополит Неофит (проживавший в Киеве с 1612 года) и Стагоиский (из Фессалии) епископ Авраамий – приняли участие и в упомянутых хиротониях…
С октября 1620 года на территории Киевской митрополии появились новые иерархи вместе с Первоиерархом. Иерусалимская Церковь – Матерь для всех Православных Церквей, в лице Её главы – патриарха Феофана, проявила материнскую заботу о Киевской митрополии в трудный для неё момент.
Есть мнение, что после того, как патриарх Феофан покинул пределы Украины, новорукоположенный митрополит Иов Борецкий посещал Запорожжский Кош, где обсуждал с казацкой верхушкой дальнейшие совместные действия церковной иерархии и казаков по поиску путей легализации новопоставленных епископов со стороны польской Короны. [18]
Вскоре после этого митрополит Иов Борецкий, чувствуя за собой поддержку запорожского казачества, выступил с широко известной «Протестацией», в которой обвинил Сигизмунда III и польское правительство в полном попрании прав православного народа, который присоединился к Короне по договорам, скрепленными присягой, а теперь испытывает насилие и притеснения веры.
Казачество со своей стороны потребовало от королевской власти признания рукоположенных патриархом Феофаном православных иерархов Киевской митрополии, а также возвращение захваченного униатами церковного имущества и культовых сооружений, в том числе и Святой Софии Киевской.
Летопись Густынского монастыря, главное место в деле восстановления православной иерархии Киевской митрополии отводя гетману войска Запорожскаго Петру Сагайдачному (который, однако, в этот момент, был только полковником войска Запорожского), считает это дело результатом многократных «дивных и неисповедимых гаданий и советов» православных дворян («панов шляхецкого роду») и людей низших сословий («посполитых»). Летопись дает перечень тех земель, из которых они собрались в Киев к патриарху Феофану («волынских, подольских, подгорских, нокутских, подляшских, украинских и княжества Литовского»).
Говоря о поставлении патриархом Феофаном Мелетия Смотрицкого в епископский сан, в ней отмечается, что оно совершено им «молением благородных тоя земли литовския панов и всех нарочитых тамошних христиан и обывателей». [19]
Приведенное свидетельство Густынской монастырской летописи, как записанное уже после смерти митр. Иова Борецкого (t 1631 г.), не может считаться вполне точным историческим первоисточником (как пример – неточность в ней относительно Сагайдачного и другие), что было обосоновано современным украинским историком Петром Сасом [20]. Но сообщаемый ею общий факт предварительных совещаний не одних казаков, но и православных дворян и мещан о восстановлении иерархии едва ли может вызывать сомнения. Этот факт подтверждается свидетельством Verificatii niewinnosci (составленной 5 апреля 1621 г. в Вильно, ныне Вильнюс – столица Литвы). Это православное полемическое сочинение приписывает заботы о восстановлении иерархии «почтенным, духовным и светским, людям всякого чина и положения», объясняя, что их особенно много собралось в Киев к 15 августа 1620 г. по причине приезда Иерусалимского патриарха и по случаю храмового праздника в Киево-Печерской Лавре. [21]
В “Протестации” указано содержание предшествовавших восстановлению иерархии совещаний по поводу этого восстановления. Автор этого полемического сочинения (Мелетий Смотрицкий), писавший его в тот момент, когда восстановление православной иерархии официально объявлено было тяжким государственным преступлением, не имел оснований точнее разъяснять состав той группы ревнителей Православия в пределах Польского государства, которая летом и осенью 1620 года содействовала восстановлению иерархии. Это дело само по себе так важно было для православных в пределах Польского государства, что неминуемо должно было сделаться предметом их совещаний с патр. Феофаном, при каждом личном общении их с ним. Сам патр. Феофан (как видно из грамоты его от 13 авг. 1620 г.) при восстановлении иерархии считал необходимым участие паствы той или иной епархии в избрании для неё епископа. [22] Однако не известно ни о ходе совещания по делу восстановления иерархии, ни вообще о его предварительной практической подготовке. Но необходимо отметить, что из области неопределенных проектов оно довольно быстро перешло осенью 1620 года на практическую почву. Те неожиданные военно-политические обстоятельства, которые в сентябре 1620 года побудили патриарха вернуться в Киев, и в октябре преодолеть его долгую нерешительность в опасном деле восстановления церковной иерархии в пределах Киевской митрополии.
В этой деятельности патр. Феофана наиболее активная роль принадлежала Запорожскому казачеству. Автор «Оправдания невинности» [23] намеренно туманно описал роль казачества в восстановлении иерархии, так как связи с Запорожьем могли только скомпроментировать в глазах польского правительства восстановленную православную иерархию. Митрополит Иов Борецкий с другими иерархами в своей “Протестации”, напротив, со всей силой подчеркнули особенное, преимущественное участие запорожских казаков в восстановлении иерархии. «Правда, были такие (сказано в “Протестации”), что не советовали этого патриарху из-за тех опасностей, которые грозят теперь нам (т. е. новопосвященным иерархам). Но люди, рыцарские и пламенеющие духом, сказали Его Святейшеству: не будешь ты патриархом, не будешь добрым пастырем, не будешь наместником Христа и Апостолов, если не посвятишь и не оставишь нашему народу митрополита и епископов, в особенности нашедши нас гонимых и без пастырей». [24]
Униатские полемисты вполне согласны с мнением митр. Иова Борецкого (выраженным в Протестации 28 апр. 1621 года) о значении запорожских казаков в деле восстановления иерархии. [25]
По понятным вполне мотивам, и митрополит Иов не выясняет тут подробно исторических обстоятельств дела.
Так же покаянные мотивы этих событий побудили Петра Конашевича-Сагайдачного обратиться к патриарху с просьбой отпущения казацкому войску гpexa пролития христианской крови во время последней войны с Русским государством. В ответной речи Иерусалимский патриарх возложил ответственность за упомянутые военные действия на короля Речи Посполитой, в подданстве у которого находились казаки и по указу которого действовали. Но, отпустив гpex, условием спасения казаков патриарх поставил внутреннее сокрушение казаков об участии в войне на стороне католиков против православных. На последующую религиозную деятельность казачества непосредственное влияние оказали слова патриарха Феофана перед отъездом из Речи Посполитой: он запретил им воевать с Московским государством и обязал бороться с унией.
Уже летом 1620 года между центральным Польским правительством и Запорожским казачеством произошел полный разрыв. Предводимое смелым, резким, на все готовым Неродичем-Бородавкой, Запорожское казачество менее всего способно было теперь стесняться установившимся в Польском государстве церковно-иерархическими взглядами и порядками. После Цецорского погрома польского войска, Запорожскому казачеству всего менее было оснований оглядываться с особенной боязнью на Польшу. Осенью 1620 года Запорожское казачество получило полную возможность прийти со своими силами на помощь ревнителям Православия (духовным и светским) в осуществлении явившихся у них с приездом патр. Феофана надежд и планов. Участие Петра Конашевича-Сагайдачного в этом деле не выставляется особо на вид в “Протестации” митр. Иова (составленной в гетманство Неродича-Бородавки). Но это обстоятельство само по себе еще не может служить доказательством того, что бывший Запорожский гетман в этом деле участия не принимал. Последующая его деятельность доказывает противное. Возможно предположение, что, став полковником после гетмана, он не принял личного участия в первом военном предприятии нового гетмана (в летнем набеге на турецкие берега) и вследствие этого стал особенно близко к тем церковным планам и заботам, которые летом и осенью 1620 года связывались у православных Киевской митрополии с личностью патриарха Феофана. Не случайно лидерами движения православных за восстановление церковной иерархии Украины были все-таки именно Петро Конашевич – Сагайдачный и Иов Борецкий (во всяком случае во всех событиях того времени, связанных с этим, они выступают на первых ролях).
Оказавшись в трагической ситуации, польский король Сигизмунд III обратился к казакам с призывом принять участие в войне с турками, пообещав им рассмотреть на очередном сейме вопросы о расширении их прав и привилегий. С целью привлечения казаков к войне с Турцией Сигизмунд III решил использовать и Иерусалимского патриарха Феофана III, отправив ему свое прошение. Свое обращение он мотивировал тем, что собирает войско против угрозы со стороны врага не только «нашего королевства, но и всего христианства». Отвечая на призыв короля, патриарх 7 февраля 1621 года обратился к казакам с посланием – отстоять святую веру и защитить Речь Посполитую от «басурманов».
5-7 июля 1621 г. состоялась казачья рада в урочище Сухая Дубрава, на которой собралось около 40 тысяч человек. На раду также прибыл митрополит Иов Борецкий с многочисленным духовенством. В своем слове гетман Бородавка напомнил казакам о том, что они представляют грозную силу: «Перед войском Запорожским дрожит земля польская, турецкая и целый мир». Масса вооруженных казаков и бурная обстановка, в которой происходила рада, производили сильное впечатление. «Нужно опасаться, — писал ксендз Оборницкий, — как бы дело не дошло до восстания, до крестьянской войны. Уж очень они разошлись тут, увидев себя в таком собрании и силе… Храни, Боже, здешних католиков…им некуда будет бежать…Все живое поднялось в казачество». [26]
Рада приняла предложение сейма о выступлении в поход против турок и отправила к королю своих представителей: Сагайдачного, владимирского епископа Курцевича и еще двух лиц. Казацкое войско во главе с Бородавкой двинулось в Молдавию. Но когда в войско приехал Сагайдачный, Бородавку арестовали и вновь избрали Петра Сагайдачного. Гетман стремительным маршем привел армию под город Хотин, где стояли лагерем поляки. Все атаки армий турецкого султана были отбиты, и турки прекратили наступление. Война закончилась, и между Турцией и Речью Посполитой был подписан Хотинский мир.
С 1623 года казачество становится главной силой, добивавшейся на сеймах Речи Посполитой возвращения православным их прав и свобод. Кроме того, казацкие гетманы неоднократно обращались с письмами к королю и другим государственным лицам по вопросу юридического статуса Церкви. Борьба казачества за легализацию православной иерархии в 20-x-нач. 30-х гг. XVII века сопровождалась казацкими восстаниями, одним из требований которых было «успокоение греческой религии».
Как отмечает митрополит Антоний в своей статье: «Миссия патриарха Феофана стала ярким свидетельством крепкого союза между Православною Церковью и запорожским казаками. Именно этот союз определил развитие Православной Церкви на Украинских землях на протяжении последующих десятилетий». [27]
Влияние Иерусалимского патриарха на казачество (призыв помочь Польше в борьбе с Турцией, тактика запрета войны с Москвой) привело к возобновлению находившихся в упадке со времен Смуты и польской интервенции контактов православной Киевской митрополии с Московским патриаршим престолом. Митрополит Иов и его ближайшее окружение стали активно искать пути сближения с Московским патриархатом с целью решения этноконфессиональной проблемы в Речи Посполитой.
Стремление патриарха Феофана к созданию союза между Запорожским казачеством и Московским государством было мерой защиты Православной Церкви от проуниатски настроенной польской государственной власти. Следовательно, в деятельности патриарха доминирующей была религиозная цель – сохранение и укрепление Православия в Речи Посполитой.
Восстановление организационной структуры Киевской митрополии, 400-летие которого мы отмечаем в этом году, было актом ответственности Иерусалимского патриарха за целостность и каноническую полноту Церкви в Украине и являлось единственно верным вариантом решения проблемы вероисповедных отношений в полиэтнической и поликонфессиональной Речи Посполитой. Легализация православной иерархии королем Владиславом IV в 1633 г. продолжило дело патриарха Феофана и Запорожского казачества в новых условиях на законодательном уровне.
Оценивая современную церковную ситуацию в Украине, мы, к сожалению, не видим прежней сплоченности патриархов в деле религиозного мира и канонического порядка на нашей земле. Глава Константинопольской Церкви вмешался, легализировал раскол, создал структуру на базе схизматических обществ и авторитарно продавливает свое беззаконие среди грекоязычных Церквей. Александрийский патриарх поддержал эту деструктивную деятельность, но, Иерусалимский патриарх тверд и продолжает оказывать поддержку канонической Церкви в Украине, за что мы и желаем укрепления и многих лет стояния в Истине ныне живущему патриарху Феофилу, и с благодарностью вспоминаем блаженной памяти патриарха Феофана и всех почивших иерусалимских предстоятелей, оказавших деятельную поддержку украинскому Православию.
Список источников и литературы:
- Жукович П.Н. Протестация митрополита Иова Борецкого и других западно-русских иерархов, составленная 28 апреля 1621 года. //Статьи по славяноведению /Ред. В.И. Ламанский.- Вып. — С. 135-153. СПб., 1910.
- Каптерев Н.Ф. Сношенія іерусалимскихъ патріарховъ съ руськимъ правительствомъ с половины ХVI до конца XVIII cт. //Православный Палестинский сборник.- Вып.43.- Т.15.Ч.1. — СПб., 1895.
- Макарий (Булгаков), митр. История Русской Церкви. В 12 тт. М., 1996.- Кн. XI. — С.242-243.
- Чтенія в Общ. Ист. и Древн. Рос. (ЧОИДР).- 1848.- №8. — С.11.; Летопись монастыря Густынского//Сборникъ летописей, относящихся къ исторіи Южн. и Зап. Россіи (изд. Lvieв.Арх.Ком.).С.86.; Кіевская Летопись.Ср. Макарія, Ист. Рус. Ц., XI,243.).
- Летопись монастыря Густынского //ЧОИДР.- 1848. — №8. — С.1-38.
- Verificatia niewinnosci //Арх. Юго-Зап. Рос.-Т. VII, ч.1.- С. 289-290.
- Listy Stan. Zolkiewskiego.- Krakow, 1868. — Str. 145. (ср. Голубевъ, Петръ Могила, I, прим., 261).
- Архив Юго-Западной России, издаваемый Комиссией для разбора древних актов, состоящей при Киевском, Подольском и Волынском генерал-губернаторе: В 35 тт. — К., 1859-1914.-Т. VII, ч.1. — С. 465,486.
- Макарий (Булгаков), митр. История Русской Церкви в 12 тт. М., 1996.- Кн. XI. — С.241- 247.
- Памятники, изданные Киевской Комиссией для разбора древних актов [=ПКК].- В 3-х тт. –К., 1897-1898.- 2-е изд.-Т.I. – С. 9.
- Арх. Юго-Зап.Рос., т. VII ,ч. 1, 283, Verificatia niewinnosci.
- Пам. Кieв. Арх. Ком., II, 297.
- Listy Stan. Zolkiewskiego, Krakow, 1868, str. 146.
- Письмо къ брату Христофору//Памятники древнерусск. церковно-учит. литературы: Синод библ.- №202. — л. 395-395 об /Отд. рук. Имп. Публ. Библ.
- Пам. Кieв. Арх. Ком., 2-е изд.- Т.1-С.9.
- Verificatia niewinnosci //Арх. Юго-Зап. Рос.-Т. VII, ч.1.- C.290-292.
- Listy Stan. Zolkiewskiego. — Krakow, 1868. — Str. 379-381.; (ср. Арх. Юго-Зап. Рос., т. VII ,ч. 1.- С.299, Verificatia); ЧОИДР- 1848.- №8. – С.12.
- Сас П. М. Відновлення православної церковної ієрархії Київської Митрополії (1620 р.) // Український історичний журнал. 2010. № (1620 р.). С. 34
- Летопись монастыря Густынского //ЧОИДР.- 1848. — №8. — С.1-38.
- Сас П. М. Відновлення православної церковної ієрархії Київської Митрополії. С. 23–30
- Арх. Юго-Зап.Рос., т. VII ,ч. 1.- С. 287-288, 296.
- Голубев С.Т. Киевский митрополит Петр Могила и его сподвижники: Опыт церковно-исторического исследования. В 2-х тт. – К., 1883. – Т.1.- С.257.
- Смотрицкий М. Оправдание невинности [Verificatia niewinnosci] // Арх. Юго-Зап.Рос., т. VII ,ч. 1.
- Жукович П.Н. Протестация митрополита Иова Борецкого и других западно-русских иерархов, составленная 28 апреля 1621 года. //Статьи по славяноведению /Ред. В.И. Ламанский. — Вып. 3. — СПб., 1910. — С. 146.
- List do zakonnikow Monastera S. Ducha Wilenskiego, Wilno, 1621, л. 13).
- Грушевський М. Історія України- Руси.-К., 1995.-Т.7.- С.460.
- Антонiй (Паканич), митроп. Вiзит до Українських земель Єрусалимського патрiарха Феофана в контекстi конфесiйної боротьби в Речi Посполитiй на початку ХVII ст. //Труди КДА. — №32. — К.,2020. — С. 27
